Бирштонасская школа экзистенциальной терапии

By in
8388
Бирштонасская школа экзистенциальной терапии

4.2. Дименсия способов терапевтического взаимодействия

Вторая группа тем «дименсия способов терапевтического взаимодействия» раскрывает другую сторону терапевтического процесса, т.е. работу, которую терапевт делает во время терапии и которая все-таки более наблюдаема со стороны, чем отношение терапевта к клиенту или к себе в этих отношениях. Эта группа тем намного обширнее обеих других, в ней наблюдается как большая разница самих тем, так и разница в том, как отдельные терапевты видят тот или иной способ терапевтического взаимодействия. Это совсем неудивительно, если мы берем во внимание, что экзистенциальная терапия, во-первых, не предписывает заранее никаких способов работы, а во-вторых, как и показывают результаты исследования, выбор способов всегда зависит от каждой уникальной терапевтической ситуации. Но, все-таки, исследуя работу терапевтов Бирштонасской школы экзистенциальной терапии, выявилось достаточно повторений некоторых общих паттернов способов терапевтического взаимодействия.

Самой повторяемой темой в дименсии способов терапевтического взаимодействия является «Забота терапевта о клиенте как постоянное осознанное наблюдение и оценивание психических сил и ресурсов клиента и состояния терапевтических отношений и согласование с этим своих реакций». Эта тема формировалась из 11 тем, выявленных в разных интервью. Эта тема раскрывает очень важный аспект работы экзистенциального терапевта, который не всегда достаточно освещен, представляя работу экзистенциального терапевта. В этой теме речь идет о том, что терапевт во время терапии постоянно и осознанно оценивает, что происходит с клиентом, каково его состояние,  каковы его силы и психические ресурсы, в каком состоянии находятся терапевтические отношения. Иногда экзистенциальные терапевты стереотипно описываются как весьма далекие от оценивания – как философски наблюдающие или же необоснованно спонтанные.  Исследование показывает противоположное. Например, терапевт Д. несколько раз в интервью отмечает, что то или иное в терапии возможно, если клиент имеет достаточно душевных сил для рефлексии и переработки тяжелых чувств или травматических переживаний. Забота о том «есть ли сила отрефлектировать все что было» звучит в интервью несколько раз. В этой теме косвенно просматривается тема о тревоге, о способности клиента выдержать и прожить тревогу. Терапевт И., размышляя о работе с клиентами, у которых есть «какие-то выраженные клинические проявления, например, жалобы по поводу депрессивного состояния, я проверяю физические компоненты состояния, и если есть клиническая картина, тогда это сигнал для меня, что нужно быть еще более внимательным и осторожным, что каждое слово, которое я говорю, должно быть взвешенным очень внимательно и аккуратно». Терапевт Ц. заботу о том, что бы его действия были согласованны с ситуацией клиента в терапии, формулирует несколько иначе: «интенсивность помощи терапевта прямо пропорциональна готовности и силе клиента прожить боль или травму» или же в другом месте: «важно не помогать слишком быстро». Также в интервью звучит чуткость терапевтов к тому, самый ли подходящий это момент для конкретного действия, слова или самораскрытия терапевта, а так же по поводу необходимости разъяснения отношений с клиентом в терапии. Терапевт А. говорит о разнице между заботой об отношениях и обсуждением отношений с клиентом или же с сфокусированностью терапевта на отношениях с клиентом: «иногда мы с каким-то клиентом очень много о наших отношениях говорим, иногда почти нет, но чтобы я был в такой заботе об отношениях и замечал, что происходит в отношениях, что не складывается, вот это одна из моих забот, как терапевта, но это не обязательно фокус в терапии.». Терапевт Г. «делится только такими частями своего опыта, и тогда, когда осознает, что это может быть полезно клиенту». Забота о клиенте проявляется таким образом, что терапевт постоянно наблюдает, постоянно следит, что происходит в отношениях, осведомляется как клиент себя чувствует в терапевтическом пространстве. Но это не значит то же самое, что ставить отношения между терапевтом и клиентом в центре внимания терапевтического процесса.

Следующая тема дименсии способов терапевтического взаимодействия «Феноменологическая позиция терапевта как способность постоянно быть в неопределенности и продолжать совместное исследование жизни клиента» в разных интервью повторялась 10 раз. Тема раскрывает то, как практически проявляется  феноменологическая позиция терапевта и феноменологическое исследование как метод в процессе терапии.

Феноменологическая позиция терапевта говорит о настроенности терапевта по отношению к клиенту и всему, что клиент приносит в терапию – от истории клиента, до поведения в отношениях с терапевтом. Много раз в интервью звучали такие характеристики этой настроенности как заинтересованность, открытость, удивление, истинное желание понять, внимательное наблюдение. Терапевт Д. описывает другой ракурс этой настроенности, который соприкасается уже с онтологическим уровнем человеческого бытия в неопределенности, в непредсказуемости: «эта готовность требует сил, для меня это значит пребывание в постоянной неопределенности, эта готовность связана с преодолением соблазна определить ясность на будущее и гипотезу построить, себя спросить: что я чувствую чуть-чуть вперед об этом клиенте? Не делать этого от меня  требует сил!» Так же терапевты говорят об интенциональности, о состоянии полной обращенности к клиенту во время сессии, полного внимания к тому, что происходит в терапии.

Терапевт К. затрагивает еще один аспект феноменологической позиции – способность терапевта «нейтрализовать» свои собственные чувства: «нейтральность, я думаю, тут очень важная при совместном исследовании, несмотря на то, что важны свои чувства, свои ценности, но, тем не менее, умение брать себя в скобки, я думаю, это очень тоже экзистенциально, потому что у терапевта вот что-то резонирует, а человек все равно живет свою жизнь и он своими глазами мир видит.» В этом также звучит, что исследовательская позиция требует осознанного признания терапевтом «инаковости другого», инаковости его мира, его восприятия. Другим терапевтом открытое, заинтересованное исследовательское отношение к клиенту представляется как сфокусированность на знакомстве с миром клиента, что значит рассматривание мира клиента «открытыми глазами», как будто туда «в первый раз прибыл». В этом звучит то, как феноменологический метод используется терапевтом как способ работы, что терапевт «делает» при феноменологическом исследовании жизненного мира клиента. Кратко перечислим ключевые слова, использованные терапевтами: «полное концентрирование на клиенте», «полная обращенность», «встречать все, что появляется», «остаться в неопределенности», «знакомиться с инаковостью», «видеть как впервые», «сохранять открытость», «спокойное принятие всего», «внимательное участие». О слушании в терапии отдельно будет говорится  в описании следующей темы. Надо сказать, что успешное феноменологическое исследование мира клиента, несомненно, покоится на доверии между клиентом и терапевтом, на прочном терапевтическом контакте, но, с другой стороны, настроенность терапевта на совместное исследование, его непредвзятое отношение к клиенту обычно действует на пользу создания терапевтического контакта. Для терапевта Г. «в этом и заключается профессионализм экзистенциального терапевта – так слушать, так понимать и принимать, спокойно принимать, что клиент может довериться и чувствовать себя свободным встречаться с тем, что было спрятано где-то». Это подчеркивает еще один аспект феноменологического исследования, который можно определить как некий побочный эффект процесса исследования – это интегрирование клиентом своего жизненного опыта, так как «интегрировано это значит, что человек не скрывается от своего опыта.».

Следующая тема дименсии способов терапевтического взаимодействия – «Терапевтическое слушание как постоянное восприятие чувствами, ощущениями и умом себя и клиента» формировалась из 8 тем, выявленных в разных интервью и раскрывает палитру понимания терапевтами особенностей терапевтического слушания. Как заметил терапевт Б.: «слушание – это всегда наш основной способ», но надо сказать, что терапевты часто, используют другое слово – «видеть», хотя говорят о слушании: «в работе держу такой открытый, чувствительный глаз на это, я замечаю». Это подчеркивает, что в терапевтическом слушании участвует не только восприятие слухом: «разница между слушать и услышать в том, что услышать можно между строчками». Терапевтическое слушание это целостный процесс: «основа для доверия клиента терапевту может быть стремление терапевта слушать и понять клиента умом, и чувствами, и телом, так как одним умом много не поймешь». Говоря о терапевтическом слушании как об одновременном вслушивании в самого себя, терапевты замечают, что: «через свои чувства и ощущения терапевт может раскрыть более глубокий смысл того, что говорится на словах, так как на словах иногда говорится совсем иное». Терапевт слушает клиента и «своими чувствами, так как понимание умом ограничено в восприятии нового». Для терапевтического слушания необходим определенный настрой, определенное «как» слушать. Терапевт Ц. об этом говорит: «я часто такие вопросы слышу: ну вот как это, с чужим дерьмом-то разбираться, и как это вообще – люди приходят, такое рассказывают, и я вдруг понял, что я это вижу как боль. Даже если это выглядит как дерьмо, даже если это пытаются вылить на меня в кабинете, я вижу за этим боль.» Терапевт Г. как бы обобщает, сказанное о терапевтическом слушании, говоря, что в именно в терапевтическом слушании кроется «исключительность, особенность и уникальность терапевтического контакта, так как никто другой в обыденной жизни так не слушает нас, и это целебно, а начинающие терапевты от опытных именно тем и отличаются, что начинающие терапевты недооценивают свое присутствие, свои глаза, свое слушание, то, как они пребывают с клиентом.»

Тема «Творчество и свобода терапевта в поиске уникального способа работы с миром каждого клиента» повторялась в разных интервью 8 раз и раскрывает процесс создания для каждого клиента иной терапии. Терапевт Е. говорит, что в выборе способов работы «свободу терапевта ограничивает только потребности и состояние конкретного клиента» и поясняет, что терапевту быть творческим значит: «быть творчески с различными компонентами терапии, с элементами контракта, с границами, деньгами, кучей всяких тонкостей, с чувствами клиента. Потому что нет ничего определенного, важно творчество в адекватности ситуации, в выборе меры, как быть с каждым клиентом». Другой терапевт описывает разность своей работы таким образом: «я сейчас вот думаю о своих клиентах, достаточно разные работы – с кем-то быстрее, с кем-то интеллектуальнее, с кем-то более эмоционально, с кем-то навязываются такие отношения, которые можно объяснять только, наверное, психодинамическим образом, в плане переноса или, или попадания в какие-то зоны комплексов.» Появление таких различий и разности в своей работе терапевт осмысляет следующим образом: «я тогда как бы для себя и не пытаюсь это явление разности как-то объяснять, я принимаю это за данное, что с каждым человеком получается другой путь и, наверное, неимение метода, неиспользование какого-то конкретного метода дает эту свободу, даже при поиске, по какому пути мы с клиентом пойдем». Важной чертой творческого и свободного поиска способов работы можно считать умение терапевта все использовать на пользу терапевтического процесса, в том числе своих личных особенностей.

Тема «Совместное исследование и принятие мира клиента как метод трансформации представления клиента о самом себе и о своей жизни» повторялась в разных интервью 6 раз и раскрывает «как?» и «для чего?» происходит в терапии много раз упомянутое исследование жизни клиента и какова связь с терапевтическими изменениями. На вопрос, в чем смысл и польза совместного исследования и проживания чего-то в терапевтическом процессе, терапевт отвечает: «это ведет к большему принятию, что-то менять человек может только тогда, когда принимает, и это опять же является основой для того, чтобы что-то изменить, пока принятия нет, то никакие изменения невозможны.»  Терапевт акцентирует, что терапевтические изменения могут произойти благодаря совместному исследованию, проживанию и принятию жизни клиента, что привносит новое понимание клиентом самого себя, своего мира и взаимоотношений с другими. Спокойное исследование клиентом себя, по мнению терапевта Б. является условием для терапевтических изменений, так как в этом процессе становиться возможным обретение нового представления клиента о себе: «такое вот отношение, оно меняет отношение клиентов к самим себе».

Если в терапевтическом процессе имеют место такие способы терапевтического взаимодействия как свободный совместный поиск новых выходов, возможностей в жизни, работа терапевта на расширение представления о клиенте, стремление терапевта «увидеть в клиенте разность, стремление смотреть за любыми психологическими и другими маркерами», то этот процесс неизбежно меняет представление клиента о себе самом и своей жизни. Терапевт К. говорит, что: «терапевтические изменения связаны с трансформацией понимания клиентом своей жизни и принятия себя.» Терапевт А. делает замечание, которое напоминает нам ранее рассмотренные темы о свободе и ответственности клиента. Терапевт говорит, что основа для терапевтических изменений это разъяснение жизни клиента, но решить осуществить изменения может только сам клиент: «такие разъяснения могут способствовать изменениям, то есть, они могут быть необходимыми, но недостаточными, то есть – опираясь на большую ясность, клиент может решить что-то делать. Разъяснение дает больше такую основу для изменений.» Терапевт М. считает, что самый помогающий способ, как исследовать и клиенту принять свой мир, это конфронтировать его с реальностью, что в практике терапевта значит: «во-первых, исследовать те мысли, которые клиент имеет насчет своей трудности, какие чувства он имеет по поводу этого, и увидеть те возможные иллюзии, которые имеются.»

Тема «Ограничения терапевта как препятствие терапевтическому процессу» повторялась в разных интервью 6 раз. Эта тема раскрывает интересную особенность в видении ограничений экзистенциальной терапии, т.е., большинство участников упоминали, что препятствия для протекания успешной экзистенциальной терапии встают не в виде  ограничений клиента, из-за которых клиент «не пригоден» для терапии, как это считается в некоторых других направлениях, например, в психоаналитическом, а препятствиями встают именно ограничения терапевта как личности и, конечно, профессионала. Например, терапевт К. думает, что: «экзистенциальные терапевты вообще со всеми трудностями работают, ну кроме тех, с которыми конкретному терапевту лично трудно работать». Терапевту А., например трудно работать с клиентом: «когда есть очень-очень сильное одно чувство, одно переживание какое-то. Очень-очень сильная грусть бывает, очень сильная злость, т.е. очень сильная энергия одного качества.» Терапевт Б. размышляет, что полное неприятие какого-то клиента, наверное: «послужило бы поводом отказаться начать работать с ним.» Терапевт К. говорит о том, что терапевту необходима «способность на неосуждающую открытость и эмпатию к клиенту».

Несколько терапевтов говорили о важности полученной подготовки во время обучения психотерапии, которая сильно развивала способность быть открытым, честным, принимающим и самокритичным. Это терапевтов изменило и подготовило к работе с клиентами не только на уровне знания, но изменила их самих.         Пару терапевтов упоминали, что имеют осмысленное решение не работать с теми или иными группами клиентов, но из-за этических соображений их тут не будем конкретизировать. Как помогающее средство в своих трудностях в работе с клиентами, терапевты называли супервизию, ковизию, личную терапию.

Следующая тема дименсии способов терапевтического взаимодействия – «Способность терапевта долговременно сохранять открытость любым чувствам клиента как центральный аспект работы с чувствами» формировалась из 5 тем, выявленных в разных интервью и раскрывает то, как участники исследования понимают работу с чувствами в исследовании. Отдельной темой это стало только у троих терапевтов, но прикасались к ней почти все участники исследования. Интересно, что только в одном интервью упоминались такие общеизвестные методы работы с чувствами как «отзеркаливание» и «усиление чувств», но то же с заметкой, что это не главное. Работа с чувствами в интервью с терапевтом А. предстает в основном как «открытое принятие и открытый отклик» чувствам клиента, что подразумевает наличие навыка терапевта оставаться в контакте с клиентом, его сильными чувствами и способность по необходимости отзываться клиенту, что, в свою очередь, значит вернуть клиенту тот отклик, какой возник у терапевта. Терапевт размышляет, что не принять и не выдержать сильные чувства клиента значило бы: «убегать, защищаться – в смысле закрываться.»

Для того, чтобы терапевт мог успешно взаимодействовать с чувствами клиента «самое основное качество это открытость, насколько я смогу быть открытым… и когда есть какое-то очень сильное чувство, то трудно оставаться открытым, хочется как-то так заслониться, прятаться, и это не та открытость, что я делюсь обязательно всем своим, я тут больше имею в виду – открыто откликаться.» Принимать и открыто откликаться чувствам клиента может значить и «открыто не принимать» чувства клиента. Терапевт Г. в интервью делает вывод: «в этом и заключается профессионализм экзистенциального терапевта –  ТАК слушать, понимать и принимать, спокойно слушать и принимать, что клиент может довериться и чувствовать себя свободным встречаться с теми чувствами, которые у него были спрятаны где-то.»

Тема «Исследование психологического сопротивления клиента как естественного способа его бытия» стало отдельной темой в четырех интервью и её содержание легко передается названием темы, а также акцентирует важную и характерную особенность практики экзистенциальной терапии. В интервью с участниками слышится, что психологическое сопротивление терапевты чаще всего не интерпретируют, не объясняют, а  оно воспринимается как всякое другое свойственное конкретному клиенту проявление и так же исследуется. Например, терапевт К. говорит, что: «если человек в терапии очень закрыт, то тогда, мои интерес притягивает именно закрытость этого человека, я смотрю, сколько я с ним могу говорить о том, как он чувствует себя в мире при той закрытости, которую я ощущаю, да(..), сперва исследование и принятие его закрытости.» Терапевт Д. о вопросе работы с сопротивлением говорит следующее: «часто клиенту легче что-то отрицать, легче признать только что-то, поэтому я держу это в сознании и очень бережно, очень осторожно отношусь к этому и приглашаю так же относиться и клиента, так как невозможно ответить точно, есть ли уже силы у клиента отрефлектировать это.» То есть терапевт бережно относится к сопротивлению клиента как естественному адаптивному поведению клиента, который имеет свой смысл в его жизни. Терапевт Г. оставляет ответственность за сопротивление полностью на клиента. Если клиент сопротивляется изменениям, то терапевт остается в позиции, что: «это ответственность клиента – желать изменений», и что терапевт «так и иногда спрашиваю клиентов: каких изменений вы желаете?» Терапевт А., в свою очередь, говорит, что в работе пытается исследовать смысл сопротивления: «тогда я могу исследовать, отчего он не хочет этого, и что в этом для него важного.»  Терапевт Б. говорит, что за сопротивлением можно усмотреть стыд, напряжение, тревогу и что: «нужна почва в терапии для того чтобы быть свободным, ведь очень трудно быть свободным, честным перед самим собой, а если напрягаться в терапии, если ты должен какое-то лицо все время делать перед другим человеком, должен стесняться в чем-то признаться…», то этому помогают доверительные терапевтические отношения.

Следующей темой дименсии способов терапевтического взаимодействия является  «Асимметричность уделенного времени и внимания терапевту и клиенту в терапевтическом процессе». Как отдельная тема она была определена в четырех интервью, но вскользь в упоминалось еще пару раз. В интервью с терапевтами эта тема раскрывается как асимметричность или непропорциональность уделенного времени и внимания клиенту и терапевту, а также как разность их позиций в терапевтическом процессе. Так как экзистенциальная терапия иногда воспринимается как абстрактно равноправное мероприятие, в котором терапевт и клиент в одинаковых позициях, то это важный выявленный аспект в работе терапевтов. Например, терапевт А. повторно подчеркивает, что терапия «для клиента», это «время для клиента», а терапевт в основном «вне внимания». Терапевт: «я предлагаю клиенту время для него, это о нем, если бы это было обыденное общение, то это о нас, но вот время терапии – для него, его время.» Также об асимметричности можно говорить с связи с выше рассмотренными аспектами экзистенциальной терапии, например, в терапевтических отношениях. Можно отношения с клиентом рассматривать как равноправные и симметричные в чисто человеческом, в онтологическом смысле,  но почти во всех онтических аспектах терапевтического процесса этой симметрии нет: в вопросе времени – это время для клиента, внимание в основном направлено на потребности клиента, деньги клиент платит, а терапевт получает, ответственности в терапии, быть может, пропорционально разделенные, но совсем разные, мотивации участия в терапии – разные и т.д.. Но, между тем, профессиональность экзистенциального терапевта зависит во многом и от его способности создать какое-то, всегда иное, всегда меняющейся равновесие в терапевтическом процессе, несмотря на эту полную неопределенности изначальную асимметрию и различия. Похоже свое понимание высказывает терапевт Г.: «в обыденной жизни встреча и про тебя и про меня, но час или сотни часов нас так, как в терапии никто не слушает, быть клиенту в терапии – это очень особый опыт, и это меняет клиента, терапия о клиенте, не о терапевте.» Терапевт К. в интервью говорит: «естественно, что иногда я знаю больше или раньше нежели клиент, знаю и вижу нечто яснее, но это равноправие не значит одинаковых позиций при встрече.»  Терапевт Е.: «я себя не чувствую иной с клиентом, но мои поступки или решения в терапии будут иными, в терапии я принимаю её изначальную асимметричность, это путь ради другого человека, по его заявке, путь со мной и я забочусь о себе, но в жизни  многое просто происходит по-другому.» Несколько терапевтов, говоря о совместности в интервью, делают комментарий, что в начале нет равноправия между клиентом и терапевтом, и часто нет в начале и совместности, но до равносвободности, до истинной совместности иногда можно в терапии дойти, и тогда, как сказал терапевт И.: «это очень сладкий опыт.»

Тема «Определение терапевтической цели в совместном исследовании жизненных трудностей и потребностей клиента» как отдельная тема сформировалась в четырех интервью, но упоминалась значительно чаще. Эта тема дополняет уже выше сказанное о процессе терапии и использованных в ней способах терапевтического взаимодействия: терапевты акцентируют совместный процесс выдвижения цели терапии – она должна быть «видна» и понятна как клиенту, так и терапевту. Терапевты говорят, что цель терапии тесно связанна с жизненным миром клиента и решением клиента что-то менять в своем мире. Обсуждение и выдвижение терапевтических целей является не актом или действием, а имеет характер процесса, который можно описать как продвижение, которое может циклично во время терапии повторятся несколько раз: исследование мира клиента, прояснение и понимание жизненного мира клиента, принятие того, что есть в этом мире клиента и совместное «схватывание» точки потребности клиента в переменах, что и определяется как цель терапии. Терапевт Б. говорит, что: «работа в терапии может начинается с той точки, с той мотивации, которая привела клиента на терапию, и мы об этом можем начинать говорить и смотреть, что его беспокоит, чего он хотел бы». В интервью с терапевтом А., говоря о выдвижении целей, звучит уважение к свободному выбору клиента не менять ничего в своей жизни, если клиент этого не желает, даже если некая трудность очевидна и терапевту, и клиенту.

На определение цели терапии влияет как клиент, так и то, как терапевт в целом понимает цель терапии в самом общем смысле. Пара терапевтов говорят о своем понимании, чему вообще хорошо было бы случиться в терапии. Терапевт Е. говорит о преодолении «разрыва между разными дименсиями бытия» и о том, что необходима «конфронтация с реальностью, с достаточно суровой реальностью, сталкивание с чем-то очень противоположном иллюзиям – и собственным и по отношению к миру вообще». Другой терапевт говорит, что «если мы помогаем проплакать, прожить то, что человек не в состоянии сделать один, вот это и есть помощь.» Терапевт А. не спешит и не стремится клиента освободить от симптомов, а видит свою задачу в помощи клиенту лучше жить в его собственном мире: «я имею такую твердую веру, что несмотря, какая патология и несмотря, какой у него странный мир, но психотерапевту там точно есть что делать, чтобы клиент смог жить легче и уютнее в своем мире.» Терапевт И. как общую цель терапии называет «уменьшение страданий», но в процессе определения цели дает время «чтобы это вызревало внутри само.» Терапевт Г. тоже акцентирует неспешность в определении целей: «на все в терапии требуется время, на контакт, на выявление целей, время для понимания и принятия» (Г.2.).

4.2. Дименсия теоретического осмысления терапии

Третья группа тем – дименсия теоретического осмысления терапии, раскрывает, как в данном исследовании проявилось понимание терапевтов теоретических принципов собственной работы. В ней три итоговые темы. В ходе интервью поощрялось воздержание участников от теоретизирования или пересказа своих знаний о теории экзистенциальной терапии. Такие высказывания как: «это как у Франкла», «терапия, это когда неявное становиться явным», «важность конгруэнтности» или «по Буберу» в обработке интервью вообще не кодировалось. Также не было принято во внимание называние фамилий разных теоретиков экзистенциальной терапии. Данные темы в основном раскрывают теоретические принципы, которых можно было усмотреть в рассказах терапевтов о их собственном опыте и их собственной практике работы. Дименсия теоретического осмысления терапии, содержит три темы.

Первая тема «Фундаментальная взаимосвязанность человека с Другим» была самой повторяемой и формировалась из 10 тем, выявленных в отдельных интервью. Эта на самом деле одна из самых интересных тем, выявленных в этом исследовании. Интересно то, что терапевты очень редко как-то специально подчеркивали или фокусировались на этом аспекте практикуемой терапии. Скорее этот принцип присутствовал в их речи как что-то само собой разумеющейся. Но вместе с тем, можно было заметить, что участники исследования взаимосвязанность с другим ставили во главу угла многих своих высказываний. Такие слова как «совместное проживание», «совместное исследование», «нужна совместность»  и т.д. слышались как основные принципы работы: «в отношениях с клиентом нужна взаимосвязь, ну хотя бы контакт или путь к нему.»

Тот же принцип: «человек фундаментально взаимосвязан с Другим» относится и к высказываниям, что терапевтический «путь с каждым клиентом совершенно уникален», так как клиент и терапевт, своим присутствием в терапевтическом пространстве меняют и друг друга, и весь процесс терапии.

Еще тема фундаментальной взаимосвязанности человека с Другим просматривается в размышлениях терапевтов о той внутренней работе, которую терапевты делают для принятия клиентов. Поскольку каждый клиент меняет нас и мы меняем каждого клиента одним своим присутствием, у каждого из терапевтов есть свой предел – насколько он может и хочет меняться: «можно тут говорить о том, какие мои возможности, мои рамки принять клиента, так как при встрече с каждым клиентом эта готовность и пребывание в постоянной неопределенности требует сил». К тому же, так как каждый клиент как Другой тоже «создает» терапевта, конституирует его, то терапевт каждый новый рабочий час не знает, как именно клиент его своим рассказом, своими чувствами и просто способом присутствия будет «создавать терапевта». У каждого терапевта есть своя способность проживать амплитуды этих изменений себя.

Терапевт К., размышляя о том, за счет чего у клиентов случаются терапевтические изменения если терапевт их «не исправляет», а «они исправляются», говорит следующее: «один из путей, из того, что можно облечь в слова, это меняющееся отношение человека к самому себе. Просто от того, что происходит в терапии, при наших отношениях, при моем отношении к нему, клиент меняется понемножку, трансформируется его отношение к себе и это трансформирует человека». Терапевт Б. считает, что: «совместное проживание с кем-то целебно, потому что человек – это открытая система, открытая переменам и другим.» Дальше терапевт размышляет: «я сейчас подумала… может ли человек сам со всем справиться… мне кажется, сложно, в силу такой взаимосвязанности нашей очень большой, кроме того, в общении с другим ты можешь из этого своего плоского видения, сделать какое-то 3D видение себя».

Тема «Феноменология уникального жизненного мира клиента» формировалась из девяти тем, выявленных в отдельных интервью. Роль феноменологии в практической работе было уже очерчена в дименсии способов терапевтического взаимодействия, в теме «Феноменологическая позиция терапевта как способность постоянно быть в неопределенности и продолжать совместное исследование жизни клиента». В этой итоговой теме феноменология раскрывается и как метод познания, но в ней говорится и о жизненном мире клиента, а также об уникальности мира каждого человека.

Феноменология как метод привнесла в терапию качественно иной подход к человеку и иное понимание самой возможности получить какие-то соответствующие знания о человеке. Феноменологический метод в терапии – это с одной стороны, обращение внимания на то, что терапевт воспринимает непосредственно в своем опыте еще до того, как его посетили выводы о воспринятом, а с другой стороны – это обращение в терапевтической работе к дорефлексивному опыту клиента. Из этого следует, что в терапевтической работе с клиентом основной предмет исследования в терапии не психика клиента, не парадоксы жизни или предельные заботы человека, не его поведение, не симптомы, а человек и его жизнь как «феномен» – как целостное и неделимое явление, каково оно при в встрече с клиентом является в сознании терапевта. Никто из терапевтов в интервью не использовал слово феномен и только два раза участники исследования упомянули словосочетание «феноменологическое исследование». Почти все терапевты говорят об исследовании «жизни» или «жизненного мира клиента» или «мира клиента», к тому же почти всегда уточняется, что это «его» уникальный мир. В этой цитате терапевта К., наверное, сосредоточена суть этой темы: «вот что с каждым клиентом, в каждом из уникальных путей повторяется, это именно исследование и приятие данностей жизни. И я думаю, что такое непредвзятое отношение к тому, что мы найдем и что нам придется принять, тоже является тем, чему мы научаемся и что, может быть, мы, терапевты, не всегда отрефлексируем, что сейчас вот мы занимаемся тем, что принимаем что-то, да?, но для меня это кажется очень важным, именно видение всей жизни как совокупности, а не как проблем или симптомов, которых надо куда-то продвигать или решать.» Терапевт А. говорит об исследовании и «прямом проживании того, что есть.» Феноменологическая позиция не позволяет терапевту «сократить» понимание человека до «ярлыка», «до диагноза» например терапевт Б. говорит: «стоит изначально предположить даже еще до опыта, априори, что в человеке есть что-то большее, чем, например, просто убийца.» В названии темы «феноменология уникального мира клиента» звучит и определение «качества» мира клиента – уникальность его. Во всех интервью тем или иным образом звучит отношение к клиентам, как единственным «владельцам» своего мира, «которые на мир смотрят своими глазами», что упоминалось уже в описании других тем, например, в теме об уважении терапевта к свободе и ответственности клиента за свою жизнь, в теме о творчестве терапевта, а так же в теме об определении терапевтических целей.

Интересно, что, рассматривая, какое влияние на отношения с клиентами оставляет феноменология уникального жизненного мира клиента, часто появляется указание терапевтов на важность категории времени. В словах терапевтов время звучит как: своевременность, неспешность, все требует времени, со временем, пришло ли время, и т.д.. Важно заметить, что в интервью со всеми терапевтами, участвовавшими в исследовании, звучала заинтересованность в работе с клиентами всеми тремя экстазами времени: прошлым (исследование истории клиента, исследование и принятие опыта), настоящим (отношения в терапии, потребности клиента, забота о клиенте, и т.д.) и будущим (цели, желания, намерения клиента).

Последняя итоговая тема «Открытость жизненному миру как исцеление» формировалась из 8 тем, выявленных в отдельных интервью. Эта итоговая тема затрагивает важный аспект теоретического осмысления терапии, т.е. вопрос об исцелении, который, в свою очередь, связан с пониманием вопроса о природе душевного страдания человека, о здоровье и патологии. В интервью с некоторыми терапевтами сочеталось обсуждение патологий, диагнозов, болезней, симптомов клиентов с феноменологическим исследовательским отношением к самим клиентам. Например, наличие так называемой патологии терапевтом А. рассматривается как свойство уникального жизненного мира клиента: «ну, у него мир такой [с бредом-Э.К.] и я должен с этим считаться.» Терапевт М., говоря о клиенте с психиатрическим диагнозом, замечает: «естественно, не сам диагноз это показывает, а в её жизни это проявляется.»

Терапевт А. говорит о душевном нездоровье как о закрытости и о двух истоках душевного нездоровья или патологии: отрицание того что есть в собственном мире – в основном способом «бегства» от собственного жизненного мира или же через попытки «контролировать» этот мир. Принципом душевного здоровья терапевт выдвигает способность человека быть открытым к обеим полярностям, сторонам одного и того же явления: «когда в жизни человек находит место обеим крайностям – может быть и грустным и веселым, может быть слабым и может быть сильным, может быть эгоистичным и может быть альтруистичным. Нездоровье появляется тогда, когда какой-то стороне не находится места. Здоровье – если одной и другой стороне в мире есть какое-то место.» Терапевт А. видит исцеление в: «открытом принятии того, что есть», в «открытом отклике даже бреду». Терапевт поясняет, что бред может и не пройти, а жить человеку «в своем таком мире становиться легче». Другие терапевты Ц., Г. и Д. говорят, что связывают исцеление от душевного страдания с принятием тревоги как части жизни, с интегрированием, принятием своего опыта в мире и открытостью своей жизни в её неопределенности. Терапевт Г. в по этому поводу душевного здоровья шутит: «все дороги ведут в Рим, а в Риме – там все интегрировано.»

  1. Можем ли мы говорить о существовании Бирштонасской школы экзистенциальной терапии?

Результаты этого исследования и обзор ситуации в современной экзистенциальной терапии предоставляют возможность говорить о существовании самобытной Бирштонасской школы экзистенциальной терапии как одной из школ современной экзистенциальной терапии, а так же предоставляет возможность рассматривать опорные точки терапевтической работы в этой школе экзистенциальной терапии. Бирштонасская школа имеет свою историю и предисторию, интенсивно живущее сообщество экзистенциальных терапевтов, систему обучения экзистенциальных терапевтов, профессиональный ежегодник.

Это исследование было начато с определенной долей скепсиса и опасений, что попытка найти общее в работе разных терапевтов окажется напрасной и не удастся найти никаких общих черт в терапевтической работе участников исследования. Опасения подкрепляли три фактора. Во-первых, известная установка, что экзистенциальные терапевты имеют относительно общую теоретическую базу работы, но работают с каждым клиентом иначе и каждый терапевт иначе. Во-вторых, для исследования с намерением были выбраны по разному работающие коллеги, разных поколений и из разных стран. И в-третьих, метод тематического анализа предназначен именно для выявления повторяющихся паттернов, которые, казалось, могут и не появиться. К тому же интервью было проведены таким образом, что-бы стало возможным в разговоре разбирать тонкости и нюансы терапевтической работы, задавались углубляющие и раскрывающие вопросы. Часто интервью было обоюдно интересным и свободным разговором, но во всем материале было трудно расслышать прямых повторений. Надо сказать, что в пестроте рассказов терапевтов о своей работе, во время чтения уже напечатанных текстов и даже во время первых попыток кодировать тексты, не появлялось много поводов распознать каких-то паттернов терапевтической работы. Такая ситуация сохранялась до осознания того, что все терапевты во время интервью говорят об отношениях с клиентами, говорят о той работе, которую они делают в терапии, а так же они рефлектируют о теоретическом понимании экзистенциальной терапии. Таким образом появилась дифференциация взгляда на полученный материал – были распознаны три дименсии т.е. три ракурса рассмотрения экзистенциальной терапии как целостности.

Усмотрение в рассказах участников исследования трех дименсий терапевтической работы стало первой ступенью к более ясному пониманию полученного материала. Дальнейшее многократное хождение по герменевтическому кругу было менее фрустрирующим, так как была создана основа что бы в многослойных высказываниях терапевтов увидеть соотнесенность с одной из трех дименсий терапии: с дименсией терапевтических отношений, дименсией способов терапевтического взаимодействия или с дименсией теоретического осмысления терапии.

Объединяя во едино всё приобретенное в процессе данной работы, надо сказать, что Бирштонасская школа экзистенциальной терапии имеет стабильные опорные точки в  феноменологической и экзистенциальной традиции. Как пример этому может служить такие выявленные в исследовании темы как: «феноменология уникального жизненного мира клиента», «фундаментальная взаимосвязанность человека с Другим», «открытость жизненному миру как исцеление», «феноменологическая позиция терапевта как способность постоянно быть в неопределенности и продолжать совместное исследование жизни клиента».

Эти темы явно указывают на присутствие в понимании терапевтической работы идей Эдмунда Гуссерля, Марина Хайдеггера, Мартина Бубера, Жана Поля Сартра, Эммануэля Левинаса и.др.

Соответственно результатам этого исследования, основными общими методами работы терапевтов Бирштонасской школы экзистенциальной терапии являются феноменологическое исследование и герменевтическое понимание жизни клиента как бытия-в-мире [7]. Интересно, что в высказываниях терапевтов как бы слышались и идеи Ханса Георга Гадамера, особенно его мысль о всегда заранее присутствующем предпонимании, предрассудке, от кот которого, например, терапевту никак не избавиться, но за которым терапевт в процессе герменевтического толкования жизни должен «присмотреть» [10]. Интересно это по тому, что в программе обучения в Бирштонасе нет философии Гадамера. С другой стороны, это просто может быть и признаком хорошо понятых идей Мартина Хайдеггера, например, о том что, Dasein существует понимая себя и на все новое мы всегда смотрим сквозь уже понятое [7]. Кажется, что включение «Истины и метода» Х.Г.Гадамера, в круг более пристально изучаемых книг, соответствовало бы стилю профессионального мышления терапевтов Бирштонасской школы экзистенциальной терапии, так же это помогло бы раскрыть более глубокое понимание философии Хайдеггера. Надо и сказать, что в результатах исследования о способах работы терапевтов видно и отличие от позиции Эрнесто Спинелли, который, основываясь на Гуссерля, говорит о том, что терапевт, во-первых, во время работы берет свои предположения в скобки, т.е. совершает эпохе, во-вторых, старается все сказанное клиентом воспринимать как одинаково важное, а в третьих, не объясняет а описывает [12, c. 19]. В высказываниях терапевтов Бирштонасской школы экзистенциальной терапии слышалось, что терапевты часто имеют другую стратегию: они осознают наличие своих предубеждений, пытаются за ними присмотреть, но могут их и, наоборот, предлагать клиенту как выражение и проявление своей другости, таким образом выражая свое уважение к инаковости клиента.

Примечательно, что темы дименсии терапевтических отношений легче всего было распознать и определить их названия. К тому же, после формулировки тем дименсии терапевтических отношений не было никакого «остатка», т.е. все темы от отдельных интервью хорошо вписывались в одну из трех тем: «искреннее и честное и отношение терапевта к клиенту как партнеру в живых и настоящих отношениях», «принимающее отношение терапевта как открытость клиенту и его готовность встретить и откликнуться всему, что появиться в терапевтическом процессе», «уважительное отношение терапевта к свободе и ответственности клиента за свою жизнь и его выбранный способ бытия». Степень, некоторой похожести в понимании отношений в терапии, кажется, интересным в том контексте, который появляется, если вспомнить, что весьма часто, как это уже упоминалось в этой работе, об экзистенциальной терапии говорится как всего лишь о особом отношении к клиенту, об определенной экзистенциальной позиции в терапии, а не о самостоятельном направлении, имеющим свою методологию, например, такую позицию имеет Ирвин Ялом. Все же хочется усомниться, возможно ли терапевту иметь такую особую экзистенциальную позицию и экзистенциальное отношение само по себе, вне философского углубления в вопрос об экзистенции человека, так как на много менее тревожно – это занять знающую, лечащую, обучающую, спасающую или информирующую позицию. Трудно говорить об экзистенциальной позиции в терапии, если терапевт не ставит себе вопроса о том как он понимает душевное страдание человека, как понимает связь между человеком и миром, и.т.д. Ответы, как было уже в этой работе не раз упомянуто, могут быть очень разными, но если сами вопросы об экзистенции человека вне внимания терапевта, то трудно говорить об экзистенциальной позиции терапевта в терапевтической отношениях. Несомненно, к этим вопросам об экзистенции человека можно придти и с помощью изучения экзистенциальной философии, но и другими путями, но наличие самых вопросов незаменимо. Данная работа показывает, что терапевты Бирштонасской школы, участвовавшие в исследовании, этими вопросами задаются, ими живут и работают, и они весома звучат в их отношениях с клиентами в терапии.

Связывая в этой работе сказанное о терапевтических отношениях и способах терапевтического взаимодействия в Бирштонасской школе экзистенциальной терапии, можно сказать, что важнейшей предпосылкой для успешной терапии являются совместные, доверительные и свободные отношения между терапевтом и клиентом. Под этой короткой формулой успеха терапии просматриваются важные разработки таких мыслителей экзистенциальной философии как Ж.П.Сартр [5] и Э.Левинас [4], которые продолжили начатую М.Хайдеггером тему фундаментальной взаимосвязанности человека с Другим, и своей работой дали философии новый уровень понимания Другого, который всегда уже присутствует в нашем понимании себя. Результаты исследования опорных точек терапевтической работы в Бирштонасской школе экзистенциальной терапии подчеркивают исключительную важность в терапевтическом процессе таких отношений клиента с терапевтом, в которых инаковость и другость терапевта как Другого не тушируется, а создает уникальные терапевтические отношения. Уникальность их в большой мере и становится реальностью благодаря честному, искреннему и личному отношению к клиенту.  В таких отношениях клиенту открывается много возможностей для клиента конституировать себя иначе, по новому. Таким образом совместные, доверительные, свободные и честные терапевтические отношения являются необходимой средой для трансформации понимания себя клиентом.

С разработками более позднего экзистенциализма связано и понимание терапевтами Бирштонасской школы вопроса об исцелении. В исследовании терапевты связывали исцеление и душевное здоровье человека с открытостью своему жизненному миру, интеграцией своего жизненного опыта, с расширением понимания себя, других и мира в целом. Не во всех интервью темой стал вопрос о душевном страдании, но те терапевты, кто говорил об этом, понимание душевного страдания связывали с страданием от самого бытия и от тревоги, неизбежно сопровождающей бытие.

Центральным фокусом внимания терапевтов Бирштонасской школы экзистенциальной терапии является жизнь человека как целостность во всех её проявлениях. В этой направленности на рассмотрение в терапии человека как «бытия-в-мире», а прежде сказанное позволяет говорить и о рассмотрении человека как «бытия-в-мире-с-другими» [7]. Это является одной из самых важных общих отличительных особенностей экзистенциальной терапии от других психотерапий, которые имеют другие фокусы терапевтического внимания, в основном, интрапсихические процессы человека. Отношение к человеку как к Dasein позволяет превзойти разделение между так называемым внешним и внутренним миром и более соответствующе conditio humana исследовать человека во всей немыслимо сложной взаимосвязанности, которую мы называем жизнью. Кажется что эта основополагающая идея экзистенциальной философии о бытие-в-мире человека до сих пор не достаточно укоренена, так как и среди психотерапевтов, считающих себя экзистенциальными терапевтами, можно встретить мнение, что нет особого отличия между, например, центрированием на клиента и на его субъективном опыте, и феноменологическом исследовании бытия-в-мире. В рамках исследования не был осуществлен подсчет наиболее повторяемых слов, но на слух, среди значимых слов, особое место заняли бы слова «жизнь» и «мир».

Вышесказанное дополняет вывод данного исследования, что основное содержание  терапевтической работы в Бирштонасской школе экзистенциальной терапии связано с разъяснением сложных переплетений возможностей и ограничений в жизни человека и взаимосвязанности человека с Другими. На это указывают такие темы как: «забота терапевта о клиенте – это постоянное осознанное наблюдение и оценивание психических сил и ресурсов клиента, состояния терапевтических отношений и согласование с этим своих реакций», «совместное исследование и принятие жизненного мира клиента как метод трансформации представлений клиента о самом себе и своей жизни», «исследование психологического сопротивления клиента как естественного способа его бытия», «определение терапевтических целей в совместном исследовании жизненных трудностей и потребностей клиента».

В каждой уникальной терапевтической ситуации терапевты Бирштонасской школы экзистенциальной терапии свободно выбирают средства терапевтического взаимодействия и в целом терапевты в работе не склонны использовать готовые техники терапевтической помощи. Интересными являются и выводы, к которым нас приводит тема: «забота терапевта о клиенте как постоянное осознанное наблюдение и оценивание психических сил, ресурсов клиента и состояния терапевтических отношений и согласование с этим своих реакций». Эта тема была самой повторяемой в дименсии способов терапевтического взаимодействия и раскрывает очень важный аспект работы экзистенциального терапевта, который не всегда достаточно освещен, т.е. экзистенциальный терапевт во время терапии постоянно и осознанно оценивает, что происходит с клиентом, каково его состояние, каковы его силы и психические ресурсы, в каком состоянии находятся терапевтические отношения. Иногда экзистенциальные терапевты стереотипно описываются как весьма далекие от оценивания – как философски наблюдающие или же необоснованно спонтанные. Исследование показывает противоположное, что экзистенциальные терапевты Бирштонасской школы такую работу ведут постоянно и в протяжении всей терапии.

В уже упомянутой актуальной дискуссии представителей всемирного сообщества экзистенциальных терапевтов о создании единой дефиниции экзистенциальной терапии, по инициативе Yaqui Martinez (письмо 17.07.2016) появилось разделение экзистенциальных терапий по критерию целенаправленности экзистенциальной терапии или терапевта. То есть, возможно говорить об исследующей, образовывающей или о клинической направленности в экзистенциальной терапии. Результаты исследования терапевтической работы в Бирштонасской школе экзистенциальной терапии дает основание предположить, что терапевты Бирштонасской школы в своей работе скорее исследовательски, нежели клинически или образовывающие ориентированы.

Обобщение

Данное теоретическое и практическое исследование предоставляет нам возможность говорить о существовании самобытной Бирштонасской школы экзистенциальной терапии среди других в широком спектре разных экзистенциальных терапий. Если условно позиционировать Бирштонасскую школу среди других течений экзистенциальной терапии, которые нам знакомы, то на сегодняшний момент эта позиция могла бы быть где-то в квадранте, вершинами которого можно было бы назвать: метод интенсивной терапевтической жизни др.Алексейчика; логотерапию Виктора Франкла; американскую экзистенциально-гуманистическую школу и основателя Р.Мейя; британскую школу экзистенциальной терапии – Э.Спинелли и Э.в.Дерцен.

И так, основным и главным результатом этого исследования являются 16 вышеописанных тем, раскрывающих три дименсии терапевтической работы в Бирштонасской школе экзистенциальной терапии:

  • дименсия терапевтических отношений;
  • дименсия терапевтического взаимодействия;
  • дименсия теоретического осмысления терапии.

Исходя из полученных результатов, так же возможно сделать предположение, что опорными точками методологии Бирштонасской школы экзистенциальной терапии являются:

  • феноменологическая и экзистенциальная традиция философии;
  • основными общими методами работы терапевтов являются феноменологическое исследование и герменевтическое понимание жизни клиента;
  • центральным фокусом внимания терапевтов является жизнь человека как целостность во всех её проявлениях;
  • основное содержание работы связано с разъяснением сложных переплетений возможностей и ограничений в жизни человека и взаимосвязанности человека с Другими;
  • важнейшей предпосылкой успешной терапии являются совместные, доверительные и свободные отношения между терапевтом и клиентом;
  • исцеление человека терапевты связывают с открытостью клиента своему жизненному миру и с расширением понимания себя, других и мира в целом;
  • отношения с Другим является необходимой средой для трансформации понимания себя клиентом;
  • в каждой уникальной терапевтической ситуации терапевты свободно выбирают средства терапевтического взаимодействия;
  • терапевты в работе не склонны использовать готовые техники терапевтической помощи;
  • терапевты в своей работе скорее исследовательски, нежели клинически или образовывающие ориентированы.

Данное теоретическое осмысление и практическое исследование создает основание  в будущем критически переосмыслять понимание ситуации экзистенциальной терапии в Европе и особенно в Восточно-Европейском регионе. Так как теоретическим конструктам, созданным лишь за письменным столом, не совсем удается передать суть экзистенциальной терапии, радовало бы дальнейшее исследование «воплощенной» методологии экзистенциальной терапии, то есть исследование практики конкретных экзистенциальных терапевтов. В том числе практики терапевтов Бирштонасской школы экзистенциальной терапии.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

  1. ВАСИЛЮК, Ф.Е. Дар ученичества. Беседа Васулюка с Римасом Кочюнасом. Консультативная психология и психотерапия. 2010. №.1, с. 137-152.
  2. КОЧЮНАС, Р. Интенсивная терапевтическая жизнь. Взгляд из Бирштонаса. В: Психотерапия жизнью. Интенсивная терапевтическая жизнь Александра Алексейчика. Сост. Кочюнас, Р. Вильнюс: Институт Гуманистической и экзистенциальной психологии, 2008, с. 239-272. ISBN 978-9955-873-01-3
  3. КОЧЮНАС, Р. Контуры экзистенциальной терапии. Экзистенциальная традиция: философия, психология, психотерапия. 2/2007(12). Ростов на Дону: Ассоциация экзистенциального консультирования. 2007, c. 42.-59. ISBN 1810-6559
  4. ЛЕВИНАС, Э. Избранное. Тотальность и Бесконечное. Под редакц.: Левит, С. Санкт-Петербург: Академическая типография «Наука», 2000. 416 с. ISBN 5-7914-0083-5
  5. САРТР, Ж.П. Бытие и Ничто. Опыт феноменологической онтологии. Пер.: Колядко. М: Республика, 2000. 456 с.
  6. ТИЛЛИХ, П. Мужество быть. Пер. с англ.: Модерн. Москва: Модерн, 2011. 238 с. ISBN 978-5-94193-020-3
  7. ХАЙДЕГГЕР, М. Бытие и время. Пер. с нем.: Бибихин, Б., Санкт-Петербург: «Наука», 2002. 452с. ISBN 5-02-026839-9
  8. BROWN, V.; CLARKE, V. Using Thematic Analyses in Psychology. In: Qualitative Research in Psychology. vol. 3, no 2, 2006. [online access: https://www.academia.edu/3789894/Using_thematic_analysis_in_psychology] [cited 03.05.2015] p. 77.-101. ISSN 1478-0887
  9. COOPER, M. Existential Therapies. London: SAGE Publications, 2003. 170 p. ISBN 978 07619 7320 1
  10. GADAMERS, H.,G. Patiesība un metode. Rīga: Jumava, 1999. 508 p. ISBN 9984-05-228-1
  11. MAY, R. The Meaning of Anxiety. New York: Norton, 1977. 425 p.
  12. SPINELLI, E. The Interpreted World. An Introduction to Phenomenological Psychology. London: SAGE Publications, 238 p. ISBN 978-1-4129-0304-2
54321
(0 votes. Average 0 of 5)
Leave a reply

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *